Часть 9. Второе Падение
Часть 9. Второе Падение
Предупреждение о содержании: легкая жестокость.
Горе — тема, в которой я не силен. Как бы странно это ни звучало после всего, что я рассказал. Но я не стану лгать тебе, дорогой слушатель.
Закатное солнце заливает мой дом из детства гнилостно-коричневыми тонами. Едва пробиваясь сквозь пелену пыли, оно все же отбрасывает на землю длинные тени — куда длиннее, чем должны быть.
С глухим рокотом последний камень ложится на вершину груды. Осколки гипса, бетона и плитки — все свалено в нелепый курган. Веками эти материалы защищали от палящего солнца тех, кто прятался за стенами. Мои руки легко разобрали их, вырвав все, что понадобилось для этого нового памятника, который уже никого не спасет. Уродливая груда камней, забрызганная синей кровью, выдающей их, погребенных внутри.
Я смотрю на свои дрожащие руки. Работа была несложной. Разрушение — то, что у меня получается лучше всего. И все же пальцы предательски трясутся, пока еще одна капля синевы скатывается с рукава куртки. Прежде чем она успевает упасть, я со всей силы бью кулаком по только что уложенному камню.
Комната погружается в серую пыль, окрашивая все в пепельные тона. Когда облако начинает оседать, я поднимаю кулак. Покрытый грязью, он больше не дрожит. Я несколько раз сжимаю и разжимаю пальцы, убеждаясь, что предательская слабость не вернется.
Горе — тема, в которой я не силен, дорогой слушатель. Но насилие... оно дается мне так естественно.
Я открываю карман куртки, ощущая тяжесть жесткого диска, на котором когда-то был импринт профессора. Легким движением добавляю туда осколки накопителя Гелу — серебристые осколки магнитных пластин, хранивших все, чем она была. Это больше церемонии, чем я устроил своему отцу после его смерти. Тогда мне было не до скорби или воспоминаний. Я сразу перешел к мести — осязаемому удовлетворению, которое, пусть и не приносило покоя, согревало куда сильнее. Даже сейчас мысли возвращаются к тому же. Некогда размышлять о тенях — когда вокруг бушует огонь, способный спалить куда больше. Огонь, чьи пляшущие тени превращают даже груду камней во что-то большее.
Моя рука сжимает нетджек у пояса. Тогда на поиски убийц ушли дни. На этот раз все будет куда проще.
Мне даже не нужно вынимать оружие. Достаточно прижать его красный наконечник к бедру и мысленно отдать команду.
Нет.
Мои Глаза открываются вновь, вбирая последние остатки лучей солнца, садящегося за горизонт.
Есть вариант получше.
Есть вариант получше.
Мое тело несет меня назад, я ударяюсь о дверной косяк, пробираясь из комнаты. Последняя миссия. Фулгур Овид еще ни разу не проваливал миссии. Эта еще не завершена.
Два пальца прижимаются к виску, и начинается вызов к Претору Хроме.
«Овид?»
Еще до первого гудка ее голос звучит на другом конце линии. Она спокойна. Как всегда. Это была просто еще одна миссия. Такая же, как все предыдущие.
Несколько мгновений тишины, пока я спускаюсь на лифте. Я позвонил Хроме, не особо задумываясь, но теперь нужно было тщательно подобрать слова.
«Овид, ты в порядке?» Вот и беспокойство. Ее обычно уверенный голос теперь звучал как шепот. Не мимолетный шепот сочувствия, а приглушенный от страха.
«Претор», говорю я. «Я восстановил импринт профессора». С другого конца линии слышится вздох облегчения.
«А Гелу?» спрашивает она затем. Все напряжение уже ушло из ее голоса. Все остальное — просто отчет. Миссия уже завершена.
«Отключена, прежде чем успела нанести больший ущерб».
На другом конце снова тишина, пока я не достигаю первого этажа и не выхожу из лифта, игнорируя всю грязь, которая пытается преградить мне путь. Наконец голос Претора возвращается, наполненный той же гордостью, что и при выдаче миссии.
«Овид, это блестящая работа. Мне жаль, что именно тебе пришлось-»
«Где тело профессора?»
Я уже в самих трущобах. Солнце только что село, позволив тараканам выползти из своих нор и начать разводить костры. Дым, смешиваясь с гнилой вонью, оставшейся от прошлой цивилизации, вот-вот задушит меня. Провалившись в кресло водителя, я повторяю свой вопрос.
«Хрома? Где тело профессора?»
«Кварталы Арбитража», отвечает она после очередной паузы. «Я встречу тебя там. Если хочешь, можешь отдать дань уважения перед отчетом».
«Претор», я сглатываю, подавляя эмоции, которые грозят захлестнуть меня. «Спасибо».
Часть меня хочет напомнить ей, что там нечему отдавать дань. У нас есть его импринт. Я просто хотел выполнить свою работу и проверить отчет о вскрытии. Но говорить это было бы неразумно. Десятки мыслей роятся в голове, но мне нужно отогнать их все, чтобы продолжить миссию. Либо Хрома была полностью честна со мной — и тогда я просто оттягиваю свой конец еще на час, либо я не получил полной картины — и тогда мне нужно допросить правильного подозреваемого. В любом случае, и Гелу, и Канис будут отомщены к моменту завершения миссии. А затем я смогу отдохнуть.
***
Попасть в Кварталы Арбитража оказалось непросто. В отличие от дорогих небоскребов, прячущих защиту в Дуовселенной, это здание встречает тебя сразу: массивные турели следят за каждым движением, пока ты подъезжаешь ко входу. Система знала о моем прибытии и пропустила через внешнюю дверь без проблем, но это продвинуло меня всего на несколько шагов вперед — в темноту, где очередная гигантская металлическая дверь преградила путь, пока первая закрывалась. Я сижу в тишине, гадая, нужно ли идти пешком, когда наконец внутренняя дверь приоткрывается. Оглушительный грохот разносится вокруг, и массивное хранилище сдвигается внутрь. Даже внутри машины я чувствую, как дрожу до самого нутра. Проходит полминуты, прежде чем появляется достаточно места, чтобы проехать, и по мере движения темнота не рассеивается. В Дуовселенной мой единственный ориентир — две линии света с шестигранным узором между ними, ведущие вперед по виртуальной дороге в кромешной тьме.
Припарковавшись, я заглушаю двигатель. На мгновение меня поглощает абсолютная тьма, и только гул закрывающегося хранилища нарушает тишину. Затем темноту дополняет безмолвие, лишая меня двух чувств. Осязание. Вот чему еще можно доверять. Они могут завуалировать зрение, заглушить слух, даже заткнуть рот или нос — но я хотя бы почувствую это, пока остальные чувства обманывают.
Я похлопываю по карману куртки, проверяя, что жесткий диск на месте, затем нащупываю дверную ручку. Выйдя наружу, я вижу через Глаза еще две светящиеся линии, ведущие к следующей точке маршрута. Вдалеке мерцает контур двойных дверей, а перед ними — еще один светящийся силуэт. Больше похоже на мотылька, чем на волка. Огонь в груди толкает меня вперед по освещенному пути.
«Овид!» раздается голос Претора Хромы. Она поднимает руку в ленивом приветствии, ожидая меня у третьих ворот. Озаренная мерцанием Дуовселенной, она излучает свет, словно одинокая спичка в бесконечной тьме. На ней нет AR-очков, и вместо глаз — две черные пустоты, сливающиеся с окружающим мраком.
«Претор», отвечаю я на приветствие с той же энергией. «Не ожидал, что ты встретишь меня лично».
Хрома фыркает. «Я здесь самый младший чиновник с допуском, Овид. Даже уборщики выше меня по рангу. Импринт с тобой?»
Я расстегиваю карман, осторожно извлекая жесткий диск и следя, чтобы металлические осколки не высыпались. Хрома тянется за ним, но я отдергиваю руку.
«Ты сказала, я могу отдать дань уважения сначала», напоминаю я. Хрома застывает, резко наклонив голову, но затем расслабляется и кивает.
В тишине Претор Хрома распахивает дверь парковки. Мне приходится прикрыть глаза, выходя из тьмы. Ослепительно белые мраморные полы отражают свет подвесных ламп и настенных бра, делая невозможным укрыться от освещения. Величественные колонны из того же материала обрамляют зал, а между ними замерли бюсты в натуральную величину. Кажется, будто все краски выцвели, оставив лишь этот бледный, безжизненный коридор. Наконец мой взгляд поднимается к потолку, где обнаруживает фреску в насыщенных красных и золотых тонах — единственное цветовое пятно в зале, кроме тех, что принесли с собой мы с Хромой.
«Не то, чего ожидал?» раздается эхо голоса Хромы по залу. Она приподнимает бровь, ожидая ответа.
«Много места для пустоты», бросаю я в ответ. Она лишь качает головой, продолжая путь. Каждый шаг ее каблуков звенит, и эхо звучит громче, чем сам звук. Мои металлические шаги вторит им, разрушая утонченную иллюзию вокруг.
Я моргаю дважды, переключая зрение с Дуовселенной на реальный мир. Резкий вдох выдает мое потрясение.
То, что здание выглядит почти так же, не удивляет. В конечном счете, Арбитры — просто Обреченные, три века цепляющиеся за власть, и те немногие Преторы, что заслужили место среди них десятилетиями службы. Все Обреченные питают слабость к физическим материалам, от которых граждане Республики давно отказались ради виртуальных наслаждений.
Но то, что заставило меня вздрогнуть, — это незваные гости, полностью скрытые в Дуовселенной.
По обе стороны от нас выстроились двое андроидных солдат, каждый с крупнокалиберной винтовкой наизготовку. Делая вид, что рассматриваю бюсты, я изучаю машины боковым зрением.
Красное и черное. Их корпуса повторяют форму моих сайнетов — явно созданы по тем же чертежам, что профессор превратил в идеальную машину для убийств. Единственное отличие — полное отсутствие плоти. Головы и торсы целиком металлические, как мои протезы. Головы напоминают шлемы Ауксилий в полевых условиях: черные сферы, поглощающие весь свет вокруг. Хрома ведет меня дальше, а я стараюсь игнорировать «сопровождение». Зал стал куда громче с тремя парами металлических ног, дробящих мрамор.
«Что-то не так, Овид?» Хрома оглядывается через плечо. Краем глаза я замечаю, как один андроид наклоняется, прицеливаясь точнее. Не просто андроиды. Самостоятельные действия указывают на импринты или продвинутый искусственный интеллект. Вот это встреча.
«Я просто размышлял, все ли эти статуи изображают Арбитров», лгу я, рассматривая один из бюстов по пути. Изваяние старика с редкими волосами и такими выраженными пигментными пятнами, что их решили высечь в камне.
Андроид, пристально изучавший меня, возвращается к обычной походке, отрывая голову от прицела.
«Именно так. Это западный вход — здесь в основном те, кто помогал финансировать Республику на заре ее становления. Знаменитых основателей или новых членов ты найдешь ближе к центру».
«Трущобы Кварталов Арбитража», усмехаюсь я. Даже в небесных чертогах нашлись уголки для нищих. «Полагаю, бюст профессора Каниса находится где-то ближе к центру?»
Хрома резко разворачивается, смотря на меня с недоумением. Оба андроида запаздывающе вскидывают оружие. Значит, не искусственный интеллект. Даже не боевые импринты. Роскошные тела потрачены впустую на сознания, не умеющие ими пользоваться.
«Он сам тебе рассказал, кем является?» в ее голосе злость, но направлена ли она на меня или на Каниса — неясно.
«Не совсем. Я легат, Хрома. Расследования — не моя специализация, но часть работы».
Хрома отводит взгляд. Не зная об андроиде за моей спиной, можно подумать, что она просто задумалась. При свете в ее глазах отражается кивок андроида в ответ на беседу, к которой я не причастен. Когда ее взгляд снова останавливается на мне, в нем уже нет и следа прежнего раздражения. Видимо, им все равно, что я знаю то, чего не должен.
«Профессор Игнис Канис внес больший вклад в Республику, чем любой другой Арбитр. После завершения расследования его останки упокоят в центральном зале вместе с другими достойными почитания гражданами».
«Ни один из которых не прошел конскрипцию», замечаю я, вызывая слышимый вздох у андроида рядом с Хромой. Дыхание застревает у меня в горле, когда я замечаю, как андроид целится мне в грудь, палец приближаясь к курку. Хрома вновь смотрит в сторону, но маскирует это, поворачивая всю голову и потирая переносицу, будто от досады. Через мгновение палец андроида отходит от курка, и Хрома, отвернувшись, продолжает путь.
«Никто из них не прошел конскрипцию», соглашается она, «Но это не делает их менее гражданами Республики. Они жили среди тех мерзких Обреченных и имели мужество делать то, что требовалось ради народа. Тебе стоит это запомнить». Андроид, что ахнул ранее, теперь цокает языком, шагая рядом. Нетренированный и эмоциональный. Даже не привыкший к своему импринту, раз продолжает издавать звуки, не имея легких. Хорошо, думаю я про себя, гораздо проще ранить импринта, все еще цепляющегося за свою человечность.
«Приношу извинения за бестактность, Претор».
«Все в порядке, Овид», отвечает Хрома, небрежно махнув рукой через плечо, даже не поворачиваясь. «Я знаю, через что ты сейчас проходишь, и у тебя всегда были... сложные отношения с Канисом. Будь уверен, его тело будет удостоено подобающего уважения — сохранено на веки вечные, как и остальные».
«Как фараоны?» спрашиваю я. «Похороненные со всем богатством, чтобы откупиться от ада». Оба андроида громко смеются. Смеются ли они со мной или надо мной — я никогда не узнаю.
«Как фараоны», снова, без тени эмоций, повторяет Хрома мои слова. На этот раз она не считает нужным что-либо добавлять.
После коридора мы поднимаемся по широкой лестнице, проходим несколько узких переходов, прежде чем Хрома открывает дверь и отступает, пропуская меня.
«Вот он, Овид. Можешь оставаться сколько потребуется. Когда будешь готов — мы проведем разбор». Я замираю в дверном проеме, отмечая скромные размеры помещения.
«Ты не могла бы... зайти со мной, Хрома?» Я изо всех сил стараюсь продать этот образ — мужчина, только что потерявший отца, задыхающийся от эмоций, растерянный. Я не лучший актер, но Хрома никогда не видела от меня эмоций, кроме гнева. Она просто кивает, первой переступая порог и придерживая для меня дверь.
Я вхожу внутрь, и все тепло коридоров мгновенно исчезает.
Комната охлаждается до ледяной температуры, и вместо теплого оранжевого света коридоров здесь царит стерильный голубоватый свет. Возможно, дело в том, что в этом небольшом помещении единственные цвета — черная плитка на полу и ряды серебристых ячеек вдоль стены. Ну и... каштановые волосы Каниса. Его тело лежит на металлическом столе в центре комнаты. Я не сразу узнал его. При жизни он был таким... теплым. Крупным. Его кожа всегда отливала легким румянцем. Теперь же он бледен, как я — белая плоть резко контрастирует с коричневыми волосами, чего никогда не было при жизни.
Хрома что-то говорит, когда я вхожу, но мир замолкает, когда мой взгляд падает на лицо профессора. Я мало что понимаю в скорби, но видел немало мертвых тел. Никогда не видел настолько... нетронутого. Моя рука обхватывает запястье Каниса, пальцы ищут пульс. Холод кожи говорит мне больше, чем тишина, но... это все равно кажется нереальным. Взгляд снова скользит к его лицу. Ни боли, ни шока, ни ран. Кажется, вот-вот раздастся тот смешной храп, из-за которого мне приходилось закрывать дверь. Но нет. Он мертв. Отсутствие усмешки доказывает это — увидь он меня сейчас, он бы расхохотался и издевательски поинтересовался:
«Неужели, пацан, ты распустил нюни из-за этого старика?» Его бархатный голос звучит у меня в голове, хотя губы передо мной неподвижны.
«Канис?» Моя рука впивается в его плечо, и я едва сдерживаюсь, чтобы не потрясти его. Это не Канис. Просто кусок плоти, который когда-то им был.
Моя рука скользит вниз по его руке, находит ладонь и поднимает ее. Холодная плоть. Холодный металл. Я прижимаю его руку к своей щеке. Чувствую, как мое сердце бьется сквозь его кожу, но ни тепло, ни пульсация не отвечают мне взаимностью.
Другой рукой я достаю из кармана жесткий диск, кладу его на стол. Затем высыпаю осколки магнитных пластин Гелу. Один за другим вкладываю их в ладонь Каниса, сжимаю его пальцы и кладу руку на грудь. Тихий стон вырывается у меня, когда я еще на мгновение задерживаю свою руку поверх его.
Меня вырывает из этого момента издевательский смешок из угла комнаты. Глубокий вдох. Рука сжимается в кулак, отрывается от профессора. Еще один вдох дается с трудом — я буквально задыхаюсь от эмоций, которые пытался подавить все эти часы. И снова этот чертов смех. В одном плавном движении я разворачиваюсь от стола и со всей силы вмазываю кулаком в голову андроида. Обычная машина разлетелась бы на части, но эта лишь врезается головой в стену. Пока второй андроид реагирует, я уже вырываю винтовку у первого и расстреливаю второго — дважды в грудь, один раз в голову. Первый андроид пытается подняться — удар локтем в подбородок, рывок, и четыре пули в его голову. Винтовка теперь направлена на Хрому. Весь бой занял меньше времени, чем потребовалось андроидам, чтобы рухнуть на пол. Пистолет Хромы даже не успел покинуть кобуру.
«Овид?!... Что ты делаешь?» Хрома поднимает руки в жесте капитуляции, ее голос дрожит.
«Брось пистолет», приказываю я, целясь винтовкой в ее бедро, где обычно прячут оружие. «Медленно».
«Ты совсем рехнулся? Брось оружие! Сейчас же! Если нам повезет, я еще смогу вытащить нас отсюда живыми». Пуля разбивает плитку у ее головы.
«Брось. Пистолет. Претор». Я повторяю, добавляя еще одну пулю, чтобы подчеркнуть приказ.
«Ладно! Ладно...» Хрома вытаскивает пистолет, демонстративно показывает его мне, затем бросает на пол и пинает в мою сторону. «Просто скажи, что, черт возьми, ты задумал, Овид? Потому что я не понимаю, к чему это должно привести».
«Возьми жесткий диск профессора, Хрома. А потом проведи меня в Сенат».
«В Сенат?!» она не скрывает возмущения, но подчиняется, подбирая диск и направляясь к двери. «Ты хочешь закопать себя еще глубже, Овид? Это плохо кончится». Она поворачивается ко мне, и на ее лице — маска материнской тревоги.
«Стой». Хрома замирает, рука на дверной ручке. Я прижимаю два пальца к стене — и вижу, как андроиды снаружи готовятся к штурму, ожидая лишь ее выхода.
«Прикажи андроидам отступить и пропустить нас в Сенат. Если по дороге я замечу хоть что-то подозрительное — пуля твоя. Скажи Арбитрам, я просто хочу поговорить».
Хрома смеется, снова качая головой, будто отчитывает ребенка.
«Здесь или там — но ты не выйдешь из этого здания живым, Овид. Сейчас еще не поздно...» На этот раз пуля задевает ее плечо. Она вскрикивает, прислоняясь к стене. На мгновение в ее глазах вспыхивает ярость, но затем сменяется уверенной усмешкой. «Хорошо! Если Сенат — то место, где ты хочешь умереть, давай!» Я снова касаюсь стены — андроиды отступают, некоторые неохотно.
«Догадываюсь, они видят то же, что и ты. Прикажи тому, кто прячется за третьей дверью, либо уходить, либо ты лишишься конечности».
Глаза Хромы расширяются. Маска уверенности трескается. Без ее слов спрятавшийся андроид выходит и присоединяется к остальным. «Теперь иди». Я встаю за ее спиной, винтовка направлена между лопаток.
Она открывает дверь, поднимает руки к голове и начинает движение. Я следую за ней, левая рука прижата к стене, прислушиваюсь к звукам.
«Серьезно, Овид, что это? Даже самоубийство через Ауксилий было бы проще». Она оглядывается, глаза сужены. Фальшивое сочувствие отброшено.
«Как я сказал, Претор. Я просто хочу поговорить с Арбитрами. А потом... пусть делают со мной что хотят».
«Ты безумен», прошипела Хрома. В этом мы пока согласны. Если я безумен — все закончится быстрее. Дальше — никаких сюрпризов. Только путь в Сенат.
«Сенат Арбитража», объявляет Хрома, когда мы оказываемся перед очередной дверью-сейфом. «Ты ведь понимаешь, что там комната для допросов? Твои сайнеты не смогут тебя вызволить. Как только войдешь — тебя запечатают там до тех пор, пока не сгниешь».
«Ооо, Претор, ты правда переживаешь», шучу я, подталкивая ее стволом. «Открывай». Арбитры не заставляют себя ждать — дверь начинает медленно расходиться, сантиметр за сантиметром обнажая то, что скрыто в сердцевине их Сената.
Внутри комната оказывается на удивление непримечательной. Обычный кабинет, по бокам — серверные стойки, мерцающие бледно-зеленым. В дальнем конце — массивный стол, занимающий почти всю ширину помещения, а за ним — огромный экран во всю стену. Вся комната гудит от вибрации окружающих ее серверов данных. Это уничтожит все шансы увидеть сквозь вибрацию, заметил я.
«Спасибо за помощь, Претор», говорю я, отталкивая Хрому в сторону. «Жесткий диск». Она протягивает его мне, пожимая плечами — последний подарок на прощание. Как только я переступаю порог, дверь начинает закрываться за моей спиной. Последнее, что я вижу снаружи — Хрому, на лице которой играет неподдельная тревога. Дверь захлопывается. Я заперт. Не теряя времени, направляюсь к экрану и прикладываю к нему свой нетджек.
Экран вспыхивает — и тут же раздается громовой хохот. Изображение появляется с задержкой, но когда оно наконец загружается, передо мной предстает исполинская фигура. Мускулистый гигант, метров десяти ростом, с плечами шириной в половину этого. Длинные белые кудри ниспадают на плечи, переходя в облака, из которых сформирована греческая тога, прикрывающая его намасленное тело ровно настолько, чтобы не выглядеть непристойно. Весь этот образ, должно быть, впечатлял бы в Дуовселенной. На экране же он смотрится с той же угрожающей серьезностью, что и поезд в кинотеатре.
Дверь окончательно запечатывается с громким щелчком, как раз когда смех исполина стихает. Он скрещивает руки на груди и ждет. Похоже, представляться он не собирается.
«С кем имею честь беседовать?» спрашиваю я, постукивая нетджеком по экрану. Комната содрогается от нового раската смеха, длящегося добрых десять секунд, прежде чем исполин успокаивается.
«Мы — те, кто управляет этим устройством, волчишка. Оно не может действовать без нашей воли. Однако мы будем милосердны и уделим тебе несколько мгновений нашего времени. Прошли века с тех пор, как мы последний раз разговаривали с недостойным. Многих из нас твое желание смерти забавляет».
«О, так вы арбитры?» переспрашиваю я, оглядывая мужчину. Он — сама мужественность, с рельефными мышцами, высеченными словно из мрамора, украшающего это здание. Его глаза вспыхивают золотом и фиолетовым, как электрические разряды. «Не похожи на статуи стариков, что я видел».
«Мы! Юпитер!» заявляет человек на экране. «Воля всей Республики. Бог этого мира. Ты и все граждане этого города принадлежите нам». Еще один раскат смеха сотрясает комнату. К этому моменту театральность уже успела мне надоесть. Я просто поднимаю жесткий диск и кладу его на стол перед ними.
«Ты думаешь, импринт Каниса будет разменной монетой? Как же ты мал-»
Я прерываю напыщенную речь громовержца, поднося нетджек к жесткому диску. Тихий щелчок повисает в тишине. «Теперь у тебя нет козырей, волчишка. Каковы твои намерения?»
Я возвращаю нетджек к экрану, прижимая его красный наконечник к поверхности, прежде чем ответить:
«Знаешь, я всегда мечтал убить бога. И скажи мне, всемогущий Юпитер... почему бы тебе не остановить наноботов, уничтожающих этот диск? Кажется, бог должен справиться с такой задачей».
Юпитер бросает взгляд на жесткий диск, и его выражение меняется мгновенно. Не просто быстро — буквально в один момент самодовольство сменяется тревогой, когда его взгляд переключается на нетджек. Все его тело отстраняется от оружия.
«О, значит это правда», подтверждаю я, крепче сжимая нетджек. «Тогда у меня возникает куда больше вопросов о словах Гелу. Начиная с того, почему вы убили Каниса и обвинили ее».
Экран мерцает — и вместо одного исполина передо мной возникает сотня лиц. Молодые и старые, мужчины и женщины, в одежде последних десятилетий и исторических костюмах. Несколько человек бросаются вперед, царапая экран, словно могут схватить нетджек сквозь него. Неужели они настолько беспомощны?
«Вау, вы и правда бесполезные старые Обреченные», насмехаюсь я. «Так Дуовселенная не работает. И эти идиоты правят Республикой?» Ответом становится хаос криков и перебранки — никто не может перекрыть остальных. «Ладно. Если не хотите быть стертыми, советую вернуться к одному голосу. Чтобы я вас хотя бы слышал».
Экран снова вспыхивает. Толпа исчезает, остается одна фигура.
«Хрома?» я в замешательстве.
«Овид». Она кивает, делая шаг вперед. Передо мной Хрома, но на несколько лет моложе и с темно-синими волосами вместо розовых. Старый Дуотар, которого я никогда не встречал.
«Ты... уже внутри?»
«С тех пор как стала Претором. Один импринт здесь, один в нейросети для администрирования, и мое бренное тело снаружи».
«Хм», только и говорю я. Откровение значительное, но не то, что меня интересует. «Ладно. Тогда ответь. Арбитры действительно убили Каниса? Зачем?»
«Мы не убивали профессора Каниса, Овид. Мы просто... приняли его к себе».
За спиной Хромы возникает силуэт Каниса, яростно печатающего за виртуальным столом. Затем появляется второй. Третий. Четвертый...
«Сто двадцать восемь копий импринта Игниса Каниса, работающих одновременно», поясняет Хрома. «Это тоже не было нашим планом, но Искупители не оставили нам выбора».
«Профессор!» вырывается у меня вопреки себе. «Канис, ты меня слышишь?»
«Он не может, Овид. В своем сознании он дома, в лаборатории, заканчивает работу, которую мы ему дали. Позволь мне объяснить».
«...хорошо. Говори». Я не убираю нетджек от экрана, пока Хрома продолжает.
«Искупители побеждают, Овид». Экран заполняют спутниковые снимки пустых мегаполисов. Первый я узнаю сразу — это Королевство. Второй, подписанный датой, оказывается Коммуной.
«Они уже свергли и Королевство, и Коммуну. Через две недели их армия будет у наших ворот. Их лидер, Вульпес, инсценировал инцидент, принеся в жертву всех своих больных и стариков, а затем обвинил Республику, чтобы объединить союзников против нас».
На экране мелькает изображение подземного поселения, заполненного растениями и кишащего жизнью. У меня есть лишь секунда, чтобы восхититься, прежде чем его сменяет видео: ракета, освещающая ночное небо. Затем появляется рыжеволосый мужчина с лисьей ухмылкой, кланяющийся камере.
«Так почему вы просто не разнесли их своими ракетами?»
«Они отключили наши системы вооружений», продолжает Хрома. «После Падения три мегаполиса установили систему защиты: ни один не может атаковать другого. Взаимные коды блокируют применение оружия. Эти коды были переданы апологистам террористкой по имени Звездопад. Все, что у нас осталось — живая сила. А их больше».
«Я все еще не услышал, зачем вы убили профессора». Я снова прижимаю нетджек к экрану. «Похоже, вы просто тянете время».
«Он отказался сотрудничать, Овид. Сенат Арбитров принял решение: чтобы успеть, Канис должен был создать импринт самого себя. Так мы могли копировать его, ускоряя работу. Его предупредили о важности, но он отказался. Тогда мы тайно установили импринтер в его комнате. Гелу даже не должна была быть в сознании во время процесса. Ее тело контролировали при отключении, после чего она должна была отключиться. Но этот проклятый глупец что-то сделал с ее кодом, и она не смогла выключиться».
«Под "отключением" вы имеете в виду убийство профессора».
«Не убийство, Овид. Отключение. Именно это мы сделаем со всеми гражданами Республики. Сейчас профессор проектирует тела, превосходящие человеческие, и искусственные мозги, которые позволят каждому пережить грядущее. Тела можно производить массово, но искусственный мозг уникален для каждого».
От слов «искусственный мозг» у меня подкатывает тошнота, и я невольно отшатываюсь.
«Импринты?» переспрашиваю я. «Вы хотите превратить всех граждан в армию импринтов с андроидными телами, чтобы сражаться с Искупителями?»
«Нет, Овид. Мы уже давно зашли дальше. Тебя никогда не интересовало, как живется Арбитру?»
Этот вопрос действительно крутился у меня в голове, когда я был моложе. Когда нам впервые рассказывали о Сенате Арбитров, я даже жалел их. Вечный импринт, существующий только для исполнения судебных функций, без какой-либо цели вне своих обязанностей. В школах учили, что Арбитры — истинные верующие в Республику, отдавшие себя служению идеалам.
«Ад», просто отвечаю я. «Звучит как ад».
«Так и было... или мне рассказывали». Один за другим копии Каниса на заднем плане начинают исчезать.
«Показываю тебе Истинную Республику».
Хрома делает шаг назад, и в тот же момент мир вокруг заполняется единой пульсацией света. Волна расходится от нее, проходя по полу и материализуя трехмерные объекты, словно загружая локацию в игре. Пол становится темными дубовыми досками. Стены проявляются из толстых бревен. Появляются пушистые ковры и кожаная мебель, огромный камин с потрескивающим огнем. Почти вся одна стена превращается в стеклянные панели, открывая вид на заснеженный лес с гигантскими хвойными деревьями.
«Вот так, Овид, живут Арбитры». Дверь в стороне комнаты открывается, и в помещение входят двое маленьких детей, за которыми следует женщина средних лет с короткими темными волосами.
«Это мои дети — Флавия и Авит, и моя жена Факс».
«Они...»
«Настоящие?» она встречает мой взгляд с презрением. «Не в твоем понимании. Они никогда не существовали в Республике или за ее пределами. Но здесь я уже прожила с ними несколько жизней. Иногда я их меняю, чтобы попробовать что-то новое». Не отрывая глаз от меня, Хрома меняет девочку — теперь на ее месте подросток с темными волосами. «А иногда я просто меняю обстоятельства». Новая волна света проходит по комнате, стирая уютную лесную хижину и заменяя ее современным интерьером. Заснеженный лес за окном растворяется, уступая место космической бездне, освещенной лишь звездами.
«Разве ты не понимаешь, Овид? Нам больше не нужен реальный мир. После отключения каждый получит свою собственную Дуовселенную — приватную или открытую для других». За спиной Хромы снова появляется Канис, склонившийся над записями. «Мы стали богами. Мы создали собственный рай». Когда она заканчивает, рядом с Хромой начинают появляться другие люди, материализуясь в пульсации света. Это граждане Республики в своих Дуотарах — с видимыми трахеями, кибернетическими конечностями и фантастическими образами.
«И это все?» я сжимаю кулаки. «Ради этого вы убили Каниса и заставили меня прикончить Гелу?»
«Это следующий этап эволюции, мальчик мой». На этот раз говорит другой Арбитр. Несмотря на старческий голос, он выглядит как подросток. «Как только мы отключим всех граждан Старой Республики и разберемся с остальными, каждый получит жизнь, которую заслуживает».
«Это не жизнь! Всю свою жизнь вы учили нас, что импринты — не настоящие! Вы действительно думаете, что кто-то согласится на ваш виртуальный рай? Они скорее присоединятся к Искупителям, лишь бы остаться людьми!»
«Они даже не узнают, что что-то изменилось». Вперед выходит молодая женщина — Претор из учебников истории. «Как и с Канисом, они просто уснут и проснутся в новом мире. Искупители будут мертвы, а мы будем принимать граждан в Новую Республику по заслугам. Внешний мир все равно скоро перестанет существовать».
«Подожди... что ты имеешь в виду?»
Еще одна женщина в деловом костюме со значком несуществующей страны делает шаг вперед. Она улыбается, как будто объясняет ребенку:
«Мы не сможем победить апологистов в открытом бою, но это не значит, что мы позволим им выиграть. После отключения граждан мы активируем весь ядерный арсенал за пределами безопасной зоны. У них не останется ни одного укрытия. Ты тоже можешь присоединиться к нам. Ты уже заслужил свое место».
Я разражаюсь истерическим смехом.
«И это ваш великий план? Предложить мне место в вашем цифровом аду? Я видел, как вы поступаете с теми, кто вам верно служил. Даже если бы я поверил... вы правда думаете, что я хочу жить в мире, где вы называете себя богами? Я и в этом-то мире не всегда хочу жить!» Я сосредотачиваюсь на нетджеке, отдавая мысленную команду на активацию.
«Мы можем пройти через это, сынок».
Голос заставляет меня резко обернуться. Нетджек падает на пол, когда я встречаю взгляд человека, которого не видел годами.
«...отец?»
Мужчина пробирается сквозь толпу Арбитров. Когда я вижу его четко, сердце замирает. Эти морщинки вокруг глаз от постоянной улыбки. Эта хромота, с которой он всегда мирился. Эти светло-голубые глаза, скрывающие грусть. Моя дрожащая рука тянется к экрану.
«Ты так боролся, Фульгур. Теперь осталось только присоединиться к нам. Я люблю тебя, сынок». Моя красно-черная рука сжимается в кулак. Это не он, напоминаю я себе. У Овида никогда не было возможности создать импринт. Даже если бы и было — зачем Арбитрам его копия? Но рука все равно дрожит, прижатая к экрану, будто я могу прорваться на другую сторону. Я моргаю дважды, входя в Дуовселенную, чтобы увидеть его по-настоящему. И вдруг — я чувствую его. Теплое прикосновение, когда он берет мою руку. Запах дешевого одеколона, которым он всегда злоупотреблял, чтобы перебить запах дома. Все кажется таким реальным. Таким знакомым. Это воспоминание о том времени, когда все в мире можно было исправить одним лишь его присутствием.
«Отец... спасибо». Он улыбается, делая шаг вперед. «У нас одинаковые носы... Я даже забыл цвет твоих глаз».
Щелк
Я поднимаю упавший нетджек, его красный наконечник все еще пульсирует, оставляя кровавый след на экране, где только что исчез мой отец. Пристегиваю устройство обратно к поясу и поднимаю взгляд на охваченных паникой Арбитров. Одни проклинают меня в лицо, другие поспешно исчезают в своих виртуальных мирах.
«Гелу говорила, что после смерти отца мой разум защитил меня, стерев его лицо из памяти. Что воспоминания вернутся со временем». Мои пальцы сжимаются в кулаки. «Вот только в этом она ошиблась. Но я точно помню одно — этот человек был идиотом. Столкнувшись с армией Испукителей, он бы вышел к ним на поле боя и умолял не поддаваться ненависти, даже когда они забивали его до смерти. Наверное, молился бы об их спасении после. Нос — пожалуй, единственное, что я от него унаследовал».
Мой смех эхом разносится по комнате, когда я вижу, как Хрома глючит, пытаясь прожечь меня взглядом. Позади нее Канис наконец отрывается от стола, озираясь с выражением полной растерянности на лице.
«Хотя нет, я все-таки получил от него кое-что еще. Эй, Канис!» Импринт поворачивается ко мне, наконец освободившись от виртуального плена. «Похоже, в прошлый раз ты оставил парочку Обреченных. Не волнуйся, твое творение здесь, чтобы завершить начатое. В конце концов, я буквально создан для этого».
Я откидываюсь на стол, наблюдая, как Арбитры один за другим глючат и исчезают. Комната начинает вибрировать — серверы работают на пределе, перегреваясь. Бледно-зеленое свечение стеллажей мерцает, как новогодняя гирлянда. На экране передо мной материализуется Юпитер, его ухмылка зеркально отражает мою собственную садистскую усмешку.
«Гордишься собой, волчара?» его голос шипит, как перегретый пар. «Давай-ка сотрем эту улыбку с твоего лица на прощание».
Дверь в комнату начинает открываться. С другой стороны уже зазвенели сигналы тревоги и замигали красные лампочки, предупреждая живой персонал об опасности. «Что они делают?»
Когда дверь открывается достаточно широко, нас встречает вид черно-красных андроидов, пробирающихся мимо сената. Только Хрома, версия из плоти и крови, входит в комнату, в то время как бесчисленные андроиды окружают ее. Она поднимает винтовку в мою сторону, на что я просто смеюсь в ответ. Я отказался от жизни еще до того, как подумал о том, чтобы войти в Помещение Арбитража, не говоря уже о сенате. Гела оказалась права, и это был плохой финал.
«Хрома, почему другие Арбитры не разрывают этого волчару в клочья?!» гремит голос Юпитера, едва слышный из-за моего собственного смеха.
Бах. Бах.
Раздаются два выстрела из винтовки Хромы, и моему смеху приходит конец. Я потрясен тем, как мало я почувствовал отдачи, когда пули пронзили меня. Единственная боль, которую я на самом деле ощутил — легкий ожог в плече, там, где первая пуля отскочила от металла.
«Гребанные Обреченные. Прекращай кудахтать, Овид!» Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать, что Хрома не прикончила меня, вместо этого положив конец экрану позади и вместе с ним последним словам Юпитера. Когда я посмотрел в ее сторону, Хрома уже отвернулась и постукивала двумя пальцами по виску: «Блестяще. Чертовски блестяще».
Надвигаясь на меня, Хрома наносит самую сильную пощечину, которую я когда-либо получал, прежде чем снова стукнуть себя по виску. Я просто молча смотрю на нее, ожидая момента, когда она действительно поднимет пистолет и закончит дело. Снова и снова она выкрикивает ругательства, прежде чем опять постучать себе по виску. За дверью сената все больше андроидов продолжают пробегать мимо, полностью игнорируя нас.
«Ты планируешь прикончить меня рано или...»
«Ты. Заткнись». Хрома берет перерыв от своих ругательств, чтобы снова меня ударить, на этот раз с размахом.
«Блять- ауч!»
«Ты хоть понимаешь, что ты сделал?!»
«Я...»
«Нет, конечно же ты не понимаешь! Потому что ты думаешь только о себе! Только о себе и ни о ком другом! Я так устала от-» Хрома на мгновение замолчала, фокусируясь на чем-то, что она делала в своей нейронной сети. Когда она снова вернула свой взгляд ко мне, я дрогнул, ожидая очередную пощечину.
«Ты это видишь?» Cпросила она, указывая на дверь хранилища.
«Андроиды?» Cпросил я в ответ, озадаченный всей этой ситуацией.
«Андроиды. Арбитры в телах андроидов. В особенности Обреченные, поскольку, конечно же, они убедились, что Канис поработал над их мозгами. Они решили сбежать из Республики и найти место, где они смогут выжить до того, как сюда доберутся Искупители. Тебе повезло, что я предотвратила ядерную зиму, которую они собирались устроить, чтобы забрать нас с собой».
«Ядерная зима?»
«Оружие, Овид! Его тысячи. То, что они не могут использовать это против праведников, не означает, что они не могут использовать это вовсе! Они были подключены ко всем системам в Республике. Все, что мы не отключаем, выходит из строя вместе с ними — вот вам и Дуовселенная!»
Мои глаза расширились, когда Хрома сменилась полуголой женщиной лет пятидесяти. Растрепанные седые волосы сменяет идеальный розовый пучок, а ее длинное черно-золотое платье пульсирует в последний раз, прежде чем исчезнуть, обнажив слишком много кожи, прикрытую только спортивным бра и шортами.
«Смотри сюда», она скомандовала, и я послушно проследил за ней. «Послушай, я не знаю, сможем ли мы пережить то, что Арбитры делают с нами, не говоря уже об Искупителях, но если ты хочешь дать шанс кому-либо из нас выжить, мне нужно, чтобы ты вернулся под мое командование, Овид».
«Ты... Ты убила Каниса и заставила меня убить Гелу», сказал я, наконец придя в себя. Я отступил от стола, сокращая дистанцию между мной и Хромой.
«Ах, Овид, пора повзрослеть. Ты просто убил всю мою семью и чуть не обрек человечество на вымирание. Мне хотелось бы думать, что прямо сейчас это имеет прецедент. Мы потеряли что?!» Я уже был готов ответить «человечество», но Хрома продолжила. «Я сказала им изолировать!» поняв, что она общалась по своей нейронной сети, я ничего не сказал.
Когда я пришел в Помещение Арбитража, я не ожидал, что переживу этот визит. Я надеялся, что бред Гелу действительно был безумием, и меня пристрелят за государственную измену. Даже когда это оказалось правдой, я не планировал ничего, кроме того, чтобы услышать правду. Я не был уверен, сработает ли нетджек, даже если они не смогут остановить наноботов. И теперь у Хромы хватает наглости отдавать мне приказы? Не знаю, мне удивляться ей или ужасаться.
В моих Глазах высветилось экстренное уведомление, и я открыл сообщение.
«Куда ты идешь, Овид? ОВИД?»
Игнорируя Хрому, я вырываюсь из зала заседаний сената, бросаясь в ту сторону, откуда мы с ней пришли. На бегу я снова перечитываю сообщение.
Фулгур Овид, мы обращаемся к вам от имени вашего экстренного контакта: Овидии Оксидо.
***
Добраться до больницы было нелегко. Когда вся инфраструктура, из которой состояла Республика, рушилась вокруг них, граждане заполонили улицы, чтобы выместить свое разочарование и страхи на чем угодно другом, как они только могли. Хотя Дуовселенная и нейронная сеть были быстро восстановлены, обе давали сбои, и многие из более продвинутых функций были полностью утеряны. По пути мне приходилось избегать граждан, которые были заняты взломом магазинов, осквернением республиканской собственности и истязанием импринтов для публичного показа. Видеозаписи, на которых андроиды бегут из Республики, превратились в истории о попытках импринтов свергнуть сенат, что вызвало новый уровень насилия в мегаполисе. Несмотря на то, что Хрома и другие Преторы пытались взять ситуацию под контроль, граждане больше верили тому, что они слышали в сети, нежели официальным источникам.
Если бы в тот момент я все еще был легатом, я бы проводил лучшее время в своей жизни на улицах, отбиваясь от любого, кто был достаточно глуп, чтобы встать у меня на пути. Вместо этого я ловлю себя на том, что просто расхаживаю взад-вперед по больничной приемной, делая все, что в моих силах, чтобы время текло быстрее.
Одним из последних действий Арбитров перед тем, как они покинули этот мир, было нажатие кнопки отключения медицинских имплантатов, которые они тайно установили на всякий случай. У них даже не было возможности предупредить меня о своих заложниках, но было очевидно, что они готовили это годами.
За считанные секунды тысячи граждан просто умерли, кибернетические конечности и органы немедленно отказали. Те, кто не умер мгновенно, остались парализованными или в критическом состоянии с отказом органов, от которого, как они думали, их вылечили. Когда я прибыл, мне пришлось отбиваться от группы бунтовщиков, пытавшихся утащить медицинских андроидов из здания, но это было не последней из моих забот.
«Мистер Овид?» В моем поле зрения появилось тело универсального искусственного интеллекта, как будто вышедшего из закрытых дверей, которые вели дальше в больницу. Не обращая на это внимания, я пытался распахнуть двери, из которых он доносился, но обнаруживаю, что они по-прежнему крепко заперты.
«Пожалуйста, отойдите, чтобы услышать последние новости, мистер Овид».
Сдерживая рычание за стиснутыми зубами, я делаю шаг назад, свирепо глядя на виртуального ассистента.
«Ваш пациент, Овидия Оксидо в стабильном состоянии». Стеснение, что я чувствовал в груди, ослабло само собой. Как бы я ни был скручен, я чуть не рухнул прямо тогда и там от облегчения. «Если ей сделают пересадку сердца, то она сможет вернуться к прошлому образу жизни».
«Прекрасные новости. Когда я смогу ее увидеть?» Спросил я, снова дергая ручку двери.
Лицо виртуального ассистента стало серьезным, когда он продолжил: «Прямо сейчас она находится на системе жизнеобеспечения в ожидании трансплантации. Как человек с запущенным хроническим заболеванием, она имеет низкий приоритет по сравнению с-»
«Что это, блять, значит», прокричал я. Некоторые люди отшатнулись от меня после того, как я повысил голос. «Поместите в нее новое сердце! У ее семьи хватает денег!»
«Нам ужасно жаль, мистер Овид. Центры клонирования органов в данный момент не работают. В настоящее время существует высокий спрос на донорские органы. Овидия Оксидо не считается подходящим кандидатом для трансплантации. Есть более здоровые пациенты, которые могли бы извлечь больше пользы из трансплантации».
Моя рука прошла сквозь горло виртуального ассистента, после чего мой кулак врезался в стену. Я смотрю на дыру, оставленную моим ударом, руку все еще покрывала пыль с могилы Гелу.
Этого не может быть, я говорил себе. Все, что у нее было — это кардиостимулятор для регулирования сердечного ритма. Ей даже не заменили ни одной конечности. На днях она сказала мне, что ничего из подобного не понадобится в течение многих лет.
«Как долго ей придется находиться на системе жизнеобеспечения?» Спрашиваю я. Голос едва слышен, как и каждое слово, слетавшее с моих губ.
«Три часа». Ответил ИИ.
Всего три часа? Я поднимаю лицо, чтобы встретиться с ним взглядом, чувствуя, как в моей груди снова разгорается надежда, но так же быстро, как она расцвела, надежда увядает. «Если в течение трех часов совпадения не будет найдено, Овидия Оксидо будет отключена от системы жизнеобеспечения, чтобы освободить место для притока... Мистер Овид?»
Двери отделения интенсивной терапии разлетаются вдребезги одним ударом ноги, и я рывком проламываюсь сквозь них, едва добегая до конца коридора, прежде чем резко останавливаюсь.
В отделении кипит работа. Куда бы я ни взглянул, повсюду врачи, андроиды и роботы спасают жизни... Даже на окруженном медсестрами столе лежат два пациента, каждого из которых осматривает робот.
«Код синий!» Один из врачей выкрикивает, и несколько роботов бросают своих пациентов, чтобы присоединиться к нему, отчаянно пытаясь остановить кровотечение у человека на операционном столе. Я перевожу взгляд с одного пациента на другого, видя, как каждая часть помещения заполнена кем-то, кто борется за свою жизнь.
Тогда я заметил ее. Овидия лежала без сознания на столе в дальней части комнаты. Ее просто оттолкнули с дороги, выбросили до тех пор, пока не придет время выдергивать вилку из розетки. Подбегая к ней, я замечаю большие трубки, торчащие из ее груди. Каждая трубка наполнена текущей кровью и подключена к неуклюжему старому аппарату, стоящему рядом со столом, который в настоящее время выполняет роль ее сердца.
«Мистер Овид, вы не можете здесь находиться». Виртуальный помощник объявился позади меня. Его монотонный голос снова повторил «Мистер Овид, вы не можете здесь находиться».
«Сайнет-сердце?» спросил я. Мой взгляд не покидал трубки, выходящие из груди Овидии. «Вы не можете установить ей сайнет на время?»
«Их нет в наличии, мистер Овид. Если в течение трех часов совпадений не будет найдено...»
«Я знаю!» в отделении интенсивной терапии, наполненном звуками борьбы людей со смертью, никто больше не обращает на мои крики внимания.
Я беру Овидию за руку, ощущая, как от нее все еще исходит тепло. Настолько, насколько это позволено, мои сайнеты чувствуют, как кровь течет по ее венам. Это странно. Пульса нет, только постоянный приток крови. Ее лицо такое умиротворенное, как будто она может открыть глаза в любой момент. Я заправляю выбившуюся прядь волос ей за ухо и вижу, как лицо подергивается в ответ. Я понимаю, что это первый раз, когда я вижу ее спящей, и, вполне возможно, последний.
Из-за меня. Мысль о том, что я давил на дно, наконец-то всплыла на поверхность. Если бы я не использовал нетджек на Арбитрах, она бы просто жила свой обычный день. Мои глаза скользят мимо Овидии, задерживаясь на лицах остальных в комнате. Многие из них не доживут до следующего дня. Остальные, возможно, протянут еще две недели, до прихода искупителей. Но сейчас это не имело значения. Все здесь были в отчаянии, некоторые балансировали на грани жизни и смерти. Моей сестре оставалось три часа. Я снова смотрю на наши руки. Черно-красный металл на фоне ее персиковой кожи. Если бы жизнь повернулась иначе, я мог бы держать ее за руку, когда она еще была в сознании. Мы могли бы расти вместе, играя в игры. Я мог бы использовать эти руки, чтобы защищать, а не причинять боль. Возможно, я действительно мог бы быть твоим братом.
«Мистер Овид, вы не можете здесь находиться». Все еще повторяет ИИ-ассистент, не обладающей возможностью оттащить меня.
«Что насчет моего сердца?» Я поинтересовался. «Это сможет сработать?»
Ассистенту не требуется много времени, чтобы отреагировать. Без сомнения, к этому моменту у них уже были все мои медицинские записи, поскольку я часто получал клонированные органы и другие жизненно важные процедуры.
«Ваше сердце подходит, мистер Овид, но как здоровый донор вы также не имеете права на получение пожертвования».
«Отлично. Подготовьте нас. Вы можете использовать и остальную часть меня. Всем, что там еще осталось человеческого, можно пожертвовать».
Искусственный интеллект исчезает без какого-либо ответа, и один из андроидов, который забирал жизненно важные органы у другого пациента, подбегает ко мне.
«Легат, согласны ли вы пожертвовать свое сердце пациентке Овидии Оксидо?» спрашивает он тем же голосом, что и у ИИ-ассистента.
«Да».
«И вы соглашаетесь пожертвовать какие-либо другие органы или трансплантаты пациентам, которые в них нуждаются на момент вашей кончины?»
«Ты имеешь в виду, примерно через пять минут?» Я издаю короткий смешок, когда андроид смотрит на меня в ответ. «Я согласен пожертвовать все свои органы. Говоря о сайнетах... Я прошу вас передать их моим ближайшим родственникам. Овидии Оксидо». Я добавляю последнюю часть для пояснения. Юридически мы даже не родственники с тех пор, как наша мать подписала документы об эмансипации, но теперь даже андроид не смог бы все испортить. Овидия не смогла бы воспользоваться моими сайнетами. Все размеры были неподходящими, и, если повезет, ей все равно не понадобятся конечности сайнета в течение нескольких лет. Однако я не мог позволить, чтобы такое опасное оружие просто так кому-то вручили. Она знала это и могла решить, что с ними делать, имея больше времени. У меня времени больше нет».
«Принято. Пожалуйста, легат, следуйте за мной».
Андроид ведет кровать Овидии по палате, направляя аппарат, к которому она подключена. Пациенты на столах и кроватях молча расступаются, уступая нам дорогу. Я иду следом, с каждым шагом чувствуя себя все хуже. Это напоминает мне те дни, когда я шел по пустыне. Мои сайнеты сильны и выполняют мои команды, но соединяющее их с телом мясо ослабло. К тому времени, когда мы входим в операционную, внутри меня все сжимается, будто что-то пытается вырваться наружу. Думаю, так и будет позже. Это не первый раз, когда я чувствую приближение конца, но впервые я иду на это добровольно.
«Пожалуйста, снимите с себя всю одежду и лягте на операционный стол».
«Что, даже ужина не будет?» шутливо спрашиваю я, снимая куртку и бросая ее на пол.
«Обычно мы просим доноров воздержаться от еды перед процедурой...»
«Твои манеры в постели — отстой».
Я уже расстегивал ремень, когда андроид прервал меня.
«Прошу прощения, легат, процедура была отменена». Андроид попытался уйти, но я схватил его за запястье при первом же шаге.
«Что с ней случилось?!» спросил я.
«С пациенткой все в порядке», андроид ответил, стараясь освободить свою руку. «Член семьи отклонил процедуру».
«Что? Стойте!» Я вернул андроида на место, хватая его за горло одной рукой. «Я и есть ее семья! Я уже дал вам свое согласие!»
«Ты не ее семья». Голос, что я услышал, заставил мою кровь похолодеть. Призрак, который когда-то был почти забыт, но все еще преследовал самые глубокие уголки моего существования. Ее голос звучал совершенно иначе, чем мой собственный, но с тем же холодным тоном, который использовал я, как однажды заметила Овидия.
«Мать?»
«Не по закону». Слова могли подействовать либо как дополнение к ее последнему предложению, либо как ответ мне. В любом случае, когда я увидел, как она протискивается в операционную, я почувствовал, как моя охлажденная кровь превратилась в кипящую.
«Ты в своем уме?! Почему ты не даешь мне спасти ее?»
«Она не твоя, чтобы ты ее спасал». Женщина, подарившая мне жизнь, стояла передо мной, встречая мой пристальный взгляд таким же презрительным взглядом. Ее фиолетовые глаза сузились еще больше, когда она продолжила. «Отпусти андроида и возвращайся в комнату ожидания, легат».
«Че?» На мгновение у меня не нашлось никаких слов, вся моя ненависть к этой женщине и неверие в ее хладнокровие боролись с желанием спасти Овидию. «Ты не можешь быть таким монстром», сказал я наконец. «Оставлять детей умирать это какое-то хобби для тебя?!» я отпустил андроида, надвигаясь на женщину, но она сама делает мне шаг навстречу.
Женщина едва достает мне до подбородка, но она не показывает страха, принимая мой вызов. Я узнаю ее по голосу. Ее Дуотар выглядит так же молодо, как мой. С черными как смоль волосами, накрашенными в тон губами и бледной как смерть кожей. Родинки и веснушки, воссозданные ею, те самые, которые я помнил с детства, чтобы встретиться со мной в лаборатории Каниса, были заменены однотонным пластиковым блеском. Ничто в этой женщине не напоминает меня или тот облик, который раньше напоминал о ее физической молодости.
«Вы согласны пожертвовать свое сердце пациентке Овидии Оксидо?» Андроид повторяет одну и ту же фразу еще раз, на что я огрызаюсь в ответ.
«Я уже согласился, да!» повернувшись лицом к говорящему, я заметил, что его взгляд был направлен не на меня.
«Согласна». Голос заставляет меня резко обернуться к женщине и широко раскрыть глаза.
«И вы соглашаетесь пожертвовать какие-либо другие органы или сайнеты пациентам, которые в них нуждаются на момент вашей кончины?»
«Конечно». Отвечает женщина, отвечая на вопрос, пялясь на меня, вместо андроида.
«Подожди…»
«Понятно. Пожалуйста, снимите всю одежду и лягте на операционный стол. Легат, вам придется выйти».
«Подожди».
Женщина проходит прямо мимо меня, оставляя меня смотреть на пустое место, где она только что стояла. Гнев продолжает кипеть у меня в животе, но к нему примешивается чувство опустошение, которое, как я думал, давно должна была заменить холодная сталь. Только когда я слышу звук ее брошенного на пол пиджака, брошенного на пол, я наконец поворачиваюсь.
«Подожди! Ты не можешь просто… она будет нуждаться в тебе! Я уже дал согласие на процедуру!»
«Вы не ее семья, поэтому ваше мнение не учитывается». Женщина ответила таким бесстрастным тоном, что я даже не смог возразить. «Пожалуйста, выйдите, легат. Она будет нуждаться в вас после процедуры».
Один из сбоев в Дуовселенной происходит, и мир становится темнее, чем был прежде. Все еще достаточно светлый, чтобы видеть, но без пульсации и мерцания Республики. В тот момент я опускаю взгляд на мать и вижу ее впервые за более чем два десятилетия. Темно-каштановые волосы с прядями седины. Бледная кожа, но с участками ожогов и морщин, которых раньше не было. Карие глаза, которые я чаще видела в своем зеркале после ее ухода, чем на ней самой. Теперь они были обведены краснотой от недавних слез. Все ее тело покрыто потом из-за спешки, с которой она сюда добиралась.
Затем видение исчезло, и юная незнакомка с фиолетовыми глазами продолжила смотреть на меня с ненавистью.
«Зачем ты это делаешь?» слова вырываются из меня так же холодно, как и ее. «Думаешь, это искупит хоть что-то из содеянного?»
Женщина смеется, и этот смех так похож на мой собственный, что по спине пробегает дрожь.
«А что, по-твоему, я сделала?» спрашивает она, когда смех затихает. «Я всегда была хорошей матерью Овидии. Нет ничего, чего я не сделала бы ради ее защиты. Ничего. И я не обязана доказывать это тебе».
Вновь я не могу найти слов для ответа. Андроид снова просит меня уйти, но я просто отталкиваю его, пытаясь выразить хоть часть охватившего меня бешенства.
«Ты бросила меня», наконец вырывается у меня. «Оставила умирать в трущобах, а теперь бросаешь и ее! Ради чего?! Просто чтобы в последний раз доказать, что она тебе важнее меня?!»
Женщина колеблется, ее фиолетовые глаза отводятся в сторону, а пальцы нервно теребят куртку, которую она сжимает в руках.
«Я действительно забочусь». Ее слова едва слышны, но я встречаю их коротким презрительным смешком. Прежде чем я успеваю возразить, она снова поднимает на меня взгляд и продолжает, и теперь ее глаза становятся мягче. «Я никогда не переставала заботиться ни о тебе, ни о ней».
«Я ушла от твоего отца, Фуучан. Ушла, потому что не могла больше видеть, как ты страдаешь, пока он только молился. Я вырвалась из грязи трущоб и делала всe, чтобы заработать деньги на твоe лечение, но к тому времени, как у меня получилось, Канис уже забрал тебя, а я была беременна. Я хотела вернуться в твою жизнь, но твой отец заставил меня поклясться, что я не стану этого делать». Она резко тянется вперёд, хватая меня за запястье, прежде чем я успеваю назвать еe лгуньей. «Твой отец был хорошим человеком! Но он был ещe и высокомерным, самодовольным и… Слушай, ты не обязан верить мне. Просто дай договорить. Я хотела быть рядом с тобой, но не могла пойти против воли отца. Один раз я почти решилась. После рождения Овидии я пришла к Канису и Гелу, но когда они рассказали, как хорошо ты устроилась, я поняла — твой отец был прав. Я только всe испортила бы».
«Это не важно!» — выкрикиваю я, вырывая руку из ее хватки. Несмотря на гнев, в голосе прорывается дрожь. Она всегда умела манипулировать людьми, напоминаю я себе. Заставлять их верить, что ей не всe равно. Но сейчас это не имело значения. «Ты не можешь просто принести какую-то жертву и считать, что этим все искупила. Овидия нуждается в тебе. Ты еe мать».
Медицинский андроид пытается взять меня за руку, и в ответ я швыряю его в стену с такой силой, что металл покрывается вмятиной.
«Прекрати! Фууфуу, просто»
«Не называй меня так!» Когда я поворачиваюсь к женщине, еe лицо снова застывает в маске безразличия.
«Легат, значит… Что ты собираешься делать? Уничтожить андроида, который пытается спасти Дии жизнь? Взять врача в заложники и заставить его провести операцию? Тебе придeтся убить меня, чтобы это произошло, и тогда ты просто бросишь свою жизнь на ветер! У неe ещe есть семья! У неe есть ты!» Женщина берeт руку Овидии в свою, а другую ладонь кладет ей на плечо, глядя на еe лицо. Глаза женщины наполняются слезами, и голос срывается, когда она продолжает: «Я не могу потерять еe… но и не позволю тебе пожертвовать собой. Не могу».
«Если ты сделаешь это… я никогда не смогу тебя простить». Женщина поднимает голову, глаза полны слeз. Она отпускает руку Овидии, вытирает слeзы и улыбается мне. Улыбка кажется фальшивой. Неумело подделанной. Она не играет, как я видела раньше. Не пытается выглядеть уверенной или главной. Просто пытается улыбнуться — и у неe плохо получается.
«Мне не нужно твое прощение. Нравится тебе это или нет, но ты — моя плоть и кровь. Если честно, ты, возможно, слишком на меня похожа. Тебе не обязательно прощать меня или даже вспоминать, когда меня не станет. Это чувство... я знаю, оно в тебе есть. Я видела его в твоих глазах, когда мы с Дией пришли в лабораторию Каниса. Желание просто исчезнуть, раствориться, чтобы больше не разрушать всё, к чему прикасаешься. Прости, Фуфу... но ты унаследовал это от меня. Тебе не нужно меня прощать...» женщина замолкает, будто хочет сказать больше, но сдерживается. Когда она продолжает, ее голос звучит увереннее, а улыбка уже не кажется такой натянутой.
«Но Овидия не унаследовала этого. Да, у нее бывают моменты, когда она ненавидит себя, но я сделала всё, чтобы она научилась справляться с этим и никогда не стала такой, как я. Когда она очнется, возможно, будет отталкивать тебя. Говорить те же жестокие слова, что и ты... но я хочу, чтобы ты знала — она не будет иметь этого в виду. Дай ей пространство. Позволь оплакать меня. А когда она будет готов... я знаю, ты будешь рядом с ней.»
«Ты унаследовал так много из того, что я ненавижу в себе, Фуучан... но в тебе я вижу лишь свои собственные провалы в роли матери. Меня не было рядом, чтобы научить тебя преодолевать эти мысли и слышать тех, кто о тебе заботится. Но ты также переняла всe лучшее, что было в твоём отце — и хотя я не смогла помочь этому раскрыться, Гелу взрастила это в тебе лучше, чем я когда-либо смогла бы. Именно поэтому я знаю: когда Овидии будет нужен ты — ты будешь рядом, сколько бы ты ни твердил себе, что не должен. Ты не сможешь иначе. Ты слишком хороший человек, вопреки тому голосу, что шепчет тебе о корысти. Это не так. Ты — дитя своего отца, дитя Гелу и Каниса... не в меньшей мере, чем моe.
Ты, возможно, не видишь этого и стараешься скрыть от всего мира... но я вижу. Я вижу тебя, Фууфуу. И я люблю тебя. Овидия любит тебя. Пожалуйста, позаботься о ней там, где я уже не смогу».
Мой рот открывается... и закрывается, не издав ни звука. Я пробиваюсь к выходу из операционной, но на пороге оборачиваюсь, будто одержимая. Последнее, что я вижу — женщина, давшая мне жизнь, склонившаяся над Овидией с улыбкой, перебирает пальцами еe длинные серебристые волосы. Еe пальцы скользят по линии подбородка и шеи, будто она видит их насквозь. Двери закрываются, и я остаюсь одна — в окружении лишь тех бесчисленных, кого сама же привела на грань смерти.
Где-то рядом раздается протяжный сигнал монитора, и человеческий врач объявляет время смерти. Моя рука поднимается, почти касаясь двери... но замирает. Ноги сами несут меня в зал ожидания, сознание пусто, и лишь голос ИИ, повторяющий напоминание, сопровождает меня по пути.
Меня здесь быть не должно.
***
Спустя несколько часов мне наконец разрешают навестить Овидию. Ее перевели в палату, которую она делит с полудюжиной других пациентов в стабильном состоянии. Когда я вхожу, она поворачивает ко мне голову, и ее глаза сразу же загораются.
«Фулги», только и говорит она, пока я направляюсь к ее кровати. Она едва в сознании, но все же находит силы подарить мне легкую улыбку и протягивает руку.
Я не могу заставить себя ответить на жест и просто произношу: «Овидия».
Овидия тихо смеется, затем стонет и прижимает руку к груди от боли. Я хватаю ее за руку, крепко сжимаю и зову врача, но она похлопывает меня по руке своей свободной ладонью.
«Я в порядке. В порядке. Просто... смех причиняет боль».
Немного успокоившись, я отпускаю ее руку и осматриваю ее. Ее кожа почти так же бледна, как больничный халат, в который ее одели, а глаза едва приоткрыты. В остальном она просто выглядит так, будто не спала несколько дней.
«Прости», говорю я, отводя взгляд в сторону. Остальная часть палаты заполнена другими пострадавшими, не оставляя мне пути к отступлению.
«За что тебе извиняться?» спрашивает она. «Ты же не разбил мне сердце. Разбил мне сердце». Она повторяет последние слова со смешком, который снова обрывается из-за боли.
Тянется долгая пауза, прежде чем я отвечаю: «Нет, разбил. Я сегодня убил Арбитров, Овидия. Это моя вина. Все это». Тишина теперь еще продолжительнее, чем прежде. Есть ли смысл объяснять причины? Я был в отчаянии, конечно. Любой бы был на моем месте после того, что Арбитры сделали с Канисом и Гелу. Заставили сделать с Гелу. Но это не оправдывает моих поступков. Потерять собственную жизнь — одно, но я утянул за собой всех остальных.
«Ты убил Арбитров? Зачем?» Голос Овидии все еще был легким от лекарств, но вся радость из него ушла. Что можно было ответить? Месть? Освобождение Каниса? Оба варианта были правдой, но ни один не являлся настоящей причиной. Потому что я мог. Потому что я — это то, во что они меня превратили. Было приятно стереть ухмылки с их лиц и разрушить их планы, прежде чем те осуществились. Если бы я знал, что они сделают со всеми остальными, разве это хоть как-то остановило бы меня? Ты просто притворяешься, что тебе не все равно, когда это удобно.
«Тебе не обязательно отвечать», она произнесла это как раз в тот момент, когда я уже собирался развернуться и уйти. «Мой брат, который корчит смешные рожи, чтобы развеселить детей. Который выглядит так, будто мир рухнул, когда порезал мне руку. Который сейчас, кажется, вот-вот заплачет, думая о содеянном. Должна же быть веская причина. Можешь рассказать мне в другой раз. Похоже, тебя и так ждут снаружи».
Когда я снова смотрю на Овидию, она улыбается. Ее глаза едва приоткрыты, но сквозь ресницы виднеются розовые радужки, полные тепла и любви.
По краям ее глаз засохли следы макияжа, почти сливаясь с темными кругами под ними. Я беру салфетку с тумбочки и стакан воды, оставленный для нее, и начинаю аккуратно смывать размазавшуюся косметику. Когда я заканчиваю, Овидия сияет, глядя на меня с улыбкой.
«Ты меня лююююбишь», хихикает она, но звук тут же обрывается от боли. Не проходит и секунды, как она снова смеется и повторяет: «Мой брат меня лююююбит».
Не в силах сдержаться, я тоже тихо смеюсь и снова беру ее руку в свою. Она крепко сжимает мою ладонь, а я осторожно придерживаю ее пальцы, касаясь ее кожи с той же бережностью, с какой ухаживаю за своими растениями. Только когда она снова смотрит на меня, я замечаю мягкое свечение ее розовых радужек, выделяющихся на фоне всего остального, и понимаю — передо мной настоящая она. Конечно, перед операцией должны были отключить ее Дуотары, но все равно странно впервые видеть Овидию вне Дуовселенной. Мы и правда похожи. Это было не просто искусственной иллюзией.
Я замираю, стараясь не шелохнуться, пока Овидия продолжает тихо смеяться и осматривать палату. Даже дыхание замедляю — боюсь, что малейшее движение с моей стороны разрушит этот хрупкий миг покоя между нами.
Но в конце концов иллюзию разбивает сама Овидия. Снова глядя на меня, она произносит: «Удивлена, что ты вообще пришел. Мать может появиться здесь в любую минуту, знаешь ли». В тот же миг тепло покидает мое тело, и я вспоминаю, почему мы здесь. Разжимаю ее пальцы — и ее тепло медленно растворяется в воздухе.
«Тебе еще не сказали?» спрашиваю я. Вопрос звучит глупо. Конечно, нет. Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить. Мгновенно жалею об этом, но уже поздно.
«Сказать что?» Овидия проводит ладонью по простыне. Ее голос все еще беззаботен. Она выглядит почти счастливой, когда тычет пальцем в самую мягкую часть моей руки. Но затем замирает и повторяет уже серьезнее: «Сказать что?» Даже лекарства не могут настолько затуманить ее разум, чтобы она не почувствовала подвох. Они не защитят ее от того, что сейчас прозвучит.
«Овидия... твоя мать...» мой голос обрывается. Он теряется так же, как и мысли, в попытках найти хоть какие-то подходящие слова.
«Мать? Что, Фулгур? Что случилось с мамой?» она отдергивает руку, приподнимаясь на кровати.
Я опускаюсь на колени, приближаясь, все еще не находя, как сказать это. Протягиваю руку, чтобы снова взять ее ладонь, но она отстраняется повторяя. «Где мама?»
«Ее... ее не стало, Овидия».
«Что?» ровный звук кардиомонитора ускоряется, как и ее голос. «Как она... нет. У нее не было кибернетических органов. О чем ты?» Мои пальцы впиваются в пластиковый бортик кровати. Я не был готов к этому. Думал, ей уже сказали.
«Фулгур, что произошло?»
«Тебе было нужно сердце», наконец вырывается у меня. «Многим требовалась трансплантация, и казалось, что ты не дождешься своей очереди». Я осторожно кладу руку ей на плечо — так, как это делала наша мать. Слегка сжимаю, как Гелу утешала меня. «Она любила тебя, Овидия. Больше всего на свете. Она не позволила бы тебе умереть».
Овидия смотрит мне в глаза. Ее взгляд ищет хоть намек на ложь, но видит лишь безжизненное серое отражение себя самой — а потом слезы начинают катиться по ее лицу.
«Нет… нет». Она отводит взгляд, опуская его к своей груди. Ее дрожащие пальцы касаются шва, оставшегося после операции. «Нет!» она вскрикивает, впиваясь ногтями в ткань больничной одежды.
Я хватаю ее руки, удерживая их, пока она пытается разодрать повязку.
«Нет! Нет! Неееет!» Я наклоняюсь над кроватью, прижимаясь к ней всем телом, пытаясь обнять, даже когда она вырывается. Овидия кричит, бьется в моих руках, толкает меня, но я лишь сильнее прижимаю ее, не давая пошевелиться. Через несколько минут крики сменяются рыданиями. Я чувствую, как ее руки обмякли, и отпускаю запястья. Пытаюсь отстраниться, но она снова притягивает меня к себе. Обхватив мою спину, она рыдает, уткнувшись лицом в грудь, и вскоре снова начинает кричать. Все, что мне остается — крепче обнять ее, стиснув зубы, чтобы не издать ни звука. Мы остаемся так, пока врач не нажимает кнопки на аппарате возле кровати. Ее вопли переходят в тихие всхлипы, а затем и вовсе стихают — лекарства делают свое дело. Аккуратно придерживая ее голову, я укладываю ее обратно на подушку. Врачи оттесняют меня, чтобы проверить швы, и я выхожу из палаты, чтобы не мешать.
Когда врачи уходят, одна из них ненадолго задерживается, чтобы посмотреть на меня.
«Спасибо, что защитили персонал, легат», говорит она. Я киваю в ответ. «Госпожа Оккидо проспит несколько часов. Возможно, вам стоит ненадолго отлучиться домой. Привести себя в порядок и принести ей сменную одежду. Ей предстоит провести здесь как минимум несколько дней». Я снова киваю, и врач уходит вслед за остальными.
Моргнув дважды, я выхожу из Дуовселенной и осматриваю себя. Приходится отлепить жилет от груди, чтобы разглядеть ткань. Белый цвет посерел от грязи трущоб и строительной пыли, оставшейся после того, как я крушил стены. Помимо синих пятен крови андроидов — Гелу и Арбитров — теперь на мне яркое алое пятно от крови и слез Овидии. Руки снова начинают дрожать. Я моргаю дважды и возвращаюсь в Дуовселенную. Кровь исчезает с ткани, но, сделав шаг, я всe равно чувствую еe влажность на груди.
Я последовал совету врача и отправился домой. После долгого душа, протеинового блока и смены одежды я снова направился в больницу. По пути зашел в магазин одежды, который еще не успели полностью разграбить мародеры. Я никогда не был в доме Овидии и не хотел появляться в том жилище, что для нее создала наша мать. На глаз прикинув ее размер, я взял несколько повседневных вещей и бросил их в сумку. Уже почти у больницы мне пришло сообщение от Овидии через нейросеть. Вызвав его на дисплей глаз, я тут же закрыл его. Текст был краток.
«Не приходи. Мне нужно побыть одной».
Притормозив, я набрал столь же лаконичный ответ: «Понял. Если что-то понадобится — дай знать». Но при попытке отправить сообщение система уведомила, что я заблокирован.
Я делаю глубокий вдох, сжимая руль так сильно, что слышу, как металл начинает трещать. Разжимаю пальцы и отправляю новое сообщение. Мгновенно в сознании раздается голос.
«Овид, наконец-то ты вытащил голову из жопы». Претор Хрома звучит так же измотано, как я себя чувствую.
«Ты знала, Хрома?»
«Знала что?»
«Овидию. О том, что в имплантах был механизм самоуничтожения».
«О чем ты-» ее голос обрывается. «Твоя сестра, Овидия? Она была среди пострадавших?»
«Она жива. Если бы это было не так, ты бы уже была мертва».
«Овид, я ничего не знала об имплантах. Оказывается, Арбитры скрывали от Преторов множество вещей. Твоя сестра...»
«Мне нужно задание, Хрома. Самое сложное, что у тебя есть». Хрома звучит достаточно искренне, а это то, в чем я разбираюсь лучше всего. Выбросив сумку с одеждой в окно, я просматриваю все чрезвычайные поручения, которые еще в работе. «Каков план по борьбе с Искупителями?» спрашиваю я.
«Плана нет. Большая часть наших защитных систем уничтожена, и они будут здесь через две недели. Все, что мы можем — сдерживать их, пока эвакуируем тех, кто не может сражаться, в биосвод, и надеяться, что их примут».
«То есть чем дольше мы держимся, тем выше шанс выживания мирных?»
«На это и расчет. Конечно, наши отношения с биосводами не... если твоя сестра в госпитале, ее эвакуируют одной из первых». Хрома, словно читая мои мысли, резко сменил тему, чтобы ответить на мой следующий вопрос.
«У нее тот же диагноз, что и у меня», отвечаю я. «Ей даже не собирались делать пересадку».
«Это не важно. Мы отправляем больных и раненых в первую очередь. Жуки скорее примут их, чем здоровых граждан. Главное, чтобы ее состояние было стабильным — тогда ее эвакуируют».
«Хорошо». Я беру задание и настраиваю автомобиль на маршрут. «Если ты врешь мне, Хрома...»
«Я не вру. Если нужно, буду присылать тебе отчеты о ходе эвакуации. Овид... есть кое-что, чего ты не знаешь о своих прошлых миссиях. Вещи о тебе самом, которые мы с Канисом от тебя скрывали».
«Это повлияет на текущее задание или убийство Испукителей?»
В голосе Хромы послышалась ухмылка: «Нет, не повлияет».
«Тогда оставь на потом. Я занят».
На этом я прервал связь и продолжил изучать досье поручения.
Когда Овидию эвакуировали, я отправил ей еще одно сообщение — велел беречь себя. В ответ получил лишь напоминание, что я заблокирован и не могу с ней связаться. Когда появились Искупители, я выместил на них свою злость, вырезав всех, кто посчитал мой жакет легат вызовом. К тому моменту, как Вульпес встретился со мной, пытаясь украсть портал для путешествий во времени, большинство волков и орлов уже пали в бою и были выставлены на всеобщее обозрение. Но даже после всего этого от Овидии я так и не получил ответа.
Комментарии
Отправить комментарий